Алексей Гончаров
ДИСНЕЙЛЕНД
Боль оказалась такой резкой, что я чуть не вскрикнул. Точнее, хотел вскрикнуть, но не получилось. Мгновение спустя понял — ощущение боли вызвала вспыхнувшая лампочка. Ватт на сто пятьдесят, не меньше, поэтому некоторое время я не видел ничего, кроме забавно двигающихся цветных пятен. Я попытался зажмуриться, но и это не вышло. Попробовал повернуться на бок — без результата…
Через минуту глаза кое-как привыкли. Выше обозначился потолок из рифленого железа и красно-бурые металлические балки. Как я сюда попал? И тело словно деревянное. Даже хуже — как будто стопроцентный паралич. Злоба придала сил, я попытался сдвинуться с места, но скоро оставил эти попытки, поняв всю их никчемность. А когда немного успокоился, услышал голоса. Разговаривали двое, что-то бубнили под нос, и понять, о чем говорят, было практически невозможно. Доносились обрывки фраз: что-то искали.
Один из голосов раздался ближе, я увидел фигуру, облаченную в мешковатый комбинезон. Человек остановился рядом и резко наклонил голову.
— Да, надо подзарядить новенького, — громко сказал он.
Он подошел ко мне, но я тщетно пытался поймать его взгляд. Он взял мою руку и что-то с ней сделал, не обратив на меня внимания, как будто я был вещью. Затем отошел, что-то сказал напарнику (я опять не расслышал), погас свет, хлопнула дверь.
Несколько минут я вообще ни о чем не мог думать. Затем стресс пошел на убыль, и я принялся лихорадочно соображать. В чем дело?! Я попал в плен к бандитам? Но зачем им простой инженер? Впрочем, есть и те, что хватают всех подряд. Надо бежать, пока не поздно. Ха-ха, бежать — я сейчас не то, что бежать, даже пошевелиться не мог.
И странно вообще, что ничего не болит. Я ощупал руки. Впечатление такое, будто потрогал полено надетой на руку хоккейной рукавицей, хотя никаких рукавиц на мне быть не могло, все-таки, середина мая.
Может, это белая горячка? А я — алкаш-пропойца, который сошел с ума? Но сколько ни напрягал память, ничего не мог вспомнить о своем алкашеском прошлом. Ну, в праздники, ну, бывает, превышу дозу, но от этого белой не случается.
И вдруг я почувствовал, что могу двигаться. Скорее инстинктивно, чем по необходимости, я сполз с того, на чем лежал, подогнул ноги, и уселся на полу поудобнее.
На большее не хватило, но я решил не останавливаться на достигнутом. Для начала требовалось вспомнить, кто я такой, поэтому я принялся твердить как заклинание: «Я, Кирилл, инженер по информационным технологиям, находясь в здравом уме и твердой памяти…» Дальше слова на ум не шли, я никак не мог определить для себя, что же это я теперь должен… Сделать? Заявить? Потребовать? Поэтому я повторял фразу снова и снова, пока не осознал всю глупость ситуации и не замолчал.
А замолчав, сразу понял, что снаружи играет музыка. Этакая развеселая попсовая мелодия, хорошо подходящая для какой-нибудь второсортной ярмарки. Звучала эта вещичка долго, а как только закончилась, сразу началась другая, не менее попсовая и балаганная.
Эта музыка окончательно меня доконала. Все, пора просыпаться. Я сделал усилие, но вырваться из тенет сна не смог. Так, баста, хватит, считаю до пяти: один, два, три, четыре, пять. Никакого движения. Правило гласит: если ты не можешь пошевелиться в течение пяти секунд, а очень хочешь, значит, ты или сильно пьян, или умер. Еще одна попытка. Правда, в то, что я сплю, я как-то уже не очень верил. Во сне музыка не бывает такой отвратительной. Плохи мои дела.
Снова открылась дверь, снова включилась ненавистная лампочка.
— Кого берем? — обладатель хриплого прокуренного баса, видимо, всегда мыслил короткими простыми фразами.
— Арлекина, — голос второго был менее хриплый, но от этого не казался более приятным.
Знакомые голоса.
— У него аккумулятор разряжен, — снова прозвучал первый.
— Сам ты разряжен, — ответил второй.
Я скосил глаза. На пороге стояли два мужика в синих комбинезонах с какими-то яркими эмблемами. Я сразу окрестил мужиков «сантехниками» — люблю определенность. Тот, что пониже, сделал шаг вглубь комнаты и проворчал:
— Зарядил я его, зарядил.
Я повращал глазами. У стены стоял манекен (как я тогда подумал), одетый в яркий красно-желтый карнавальный костюм. Судя по всему, это был необходимый «сантехникам» Арлекин. Они отодвинули фигуру от стены, а когда попытались приподнять, у Арлекина с треском отвалилась рука.
— А-а-а! — заорал низенький.
Видимо, рука оказалась достаточно тяжелой и попала точно по ноге.
— Что, больно? — участливо спросил высокий.
— Еще бы! — простонал низенький. — Тебе бы так!
— Нет уж, спасибо, — хмыкнул высокий.
Мужики поставили Арлекина обратно к стене. Низенький злобно отфутболил упавшую руку в угол.
— Осторожнее, там же процессоры, — заметил высокий.
— Хлам это, а не процессоры, — отозвался низенький. — Утиль.
— Да уж… — протянул высокий. И повторил вопрос: — Кого берем?
Низенький огляделся. На миг его взгляд задержался на том месте, где лежал я, и скользнул дальше. Затем он изрек:
— Микки Мауса.
Я повернул голову и увидел того, о ком говорилось.
Фигура Микки была выше любого из пришедших. Его комбинезон чем-то неуловимо напоминал комбезы «сантехников», но отличался цветом и большей прикольностью. «Сантехники» подошли к Микки и, поднатужившись, вытащили его на середину комнаты.
— Смотри, чтобы голова не отвалилась, — предупредил высокий.
— А, ну его на фиг, — выдохнул низенький, — чего мы корячимся? Пусть сам идет. Он сунул руку под комбинезон Микки, раздался щелчок и Микки ожил. Он принял более естественную позу, поводил головой по сторонам, а потом двинулся к светлому проему двери.
— Погоди, я все-таки проверю сенсоры. — Высокий встал на пути Микки, который послушно остановился.
— Ну ладно, иди! — Мужик сделал шаг в сторону и хлопнул Микки Мауса по заднице.
Микки Маус не торопясь прошествовал к выходу и, аккуратно, не задев косяки, выбрался наружу. Следом за ним направились «сантехники».
Весь этот спектакль я наблюдал с неослабевающим интересом и спохватился, только когда снова погас свет и захлопнулась дверь.
Зато теперь я знал, где я. Сижу рядом с драным кожаным диваном, на котором недавно лежал, в окружении старых вещей, самыми узнаваемыми из которых оказались торшер и грабли. Место незнакомое и совершенно нежилое.
Темнота начала раздражать. Я в который раз попробовал подняться, но снова ничего не получилось. Нет, все-таки странно, что ничего не болит. Даже голова, хотя она, судя по всему, должна болеть в первую очередь. Я сделал еще одно усилие и неожиданно для себя поднялся на ноги. Теперь быстро к выключателю. Но быстро не получилось. Каждый шаг давался с трудом, как будто я шел в водолазном костюме. Кроме того, что-то держало левую руку. Я нащупал то ли веревку, то ли провод. Потянул, веревка-провод отсоединилась, сверкнула фиолетовая искра. Час от часу не легче. Меня что, привязали проводом под напряжением? Руки слушалась плохо, их приходилось с усилием вытягивать, чтобы нащупать стену, а потом и выключатель. Наконец, палец коснулся клавиши, вспыхнул свет.
Теперь, когда мне никто не мешал, я смог осмотреть комнату. Она напоминала реквизиторскую то ли цирка, то ли театра, настолько странные вещи были разбросаны повсюду. На стене матово светилось зеркало.
Я подошел к зеркалу и сразу же пожалел, что подошел. На меня глядело чудовище в нелепом одеянии, которое больше всего напоминало карнавальный костюм — белая куртка и такие же белые брюки. И то, и другое украшали странные черные рюшки. Видимо, иных одеяний, кроме театральных, здесь не мыслилось. Я поднял руку, и чудовище сделало то же самое. Тут я заметил, что на куртке, на левой стороне, что-то написано. Я подошел поближе, и, хотя надпись в зеркале отображалась задом наперед, вышитые черной нитью буквы были большие, и я прочитал — Пьеро.
Лицо у чудовища напоминало размалеванную маску, в которой сходство с человеческим лицом оставалось только схематическим. На маске застыло выражение грустной идиотской покорности судьбе, ее довольно небрежно сумел передать неведомый художник. Впрочем, это выражение как раз и соответствовало написанному на куртке имени.
«Вижу сон», — снова подумал я и сразу понял, что это неправда. За всю жизнь я не видел ни одного сна, в котором осознавал бы, что это сон. Как только это происходило, я просыпался. Теперь же я мог сколько угодно думать о сновидениях, грезах, кошмарах, и ничего.
Я попробовал ущипнуть себя за руку, но рука не щипалась. Поднес ладонь к лицу. И вправду, ущипнуть ее было нельзя, потому что дерево не щипается. Уж что-что, а в дереве я разбирался. Хорошее дерево, качественное, без сучков и трещин. Его покрывал тонкий слой краски телесного цвета, но в некоторых местах краска стерлась. Но самое страшное оказалось не в том, что это моя рука, а в том, что она двигалась. Двигалась, когда я этого хотел. Вот ладонь поднялась ближе к лицу. Вот пальцы послушно изобразили фигу. Моя рука. Из дерева. Везде, где надо, в деревянную конструкцию были встроены компактные металлические суставы.
Самое разумное в этой ситуации — вернуться к дивану и прилечь, но я стоял и смотрел. Физиономия Пьеро неплохо иллюстрировала, но совершенно не проясняла ситуацию. В моей голове, как я понял уже, деревянной, среди вихря всевозможных мыслей яснее всего обозначились три. «Ад — сошел с ума — белая горячка». Эту фразу можно было повторять бесконечно, как мантру, и от этого становилось немного легче. «Ад — сошел с ума — белая горячка».
Сколько времени так прошло, я не помню, но, хотите верьте, хотите нет, все закончилось тем, что мне стало скучно. Я понял, что не получу никаких вразумительных ответов, если останусь в тесной комнате. Нужно выбираться наружу.
Снаружи моему взору открылась поросль молоденьких сосен, над которыми раскинулись лиственные деревья постарше. Домик находился под их сенью, отделенный от остального пространства непроницаемой зеленью. Даже дорожка к входу не вела — под ногами подрагивала девственно чистая трава, кое-где, впрочем, попорченная свежими кротовыми холмиками.
Я тронулся в путь. Едва я продрался через заросли, ко мне кинулся человечек с фотоаппаратом и ухватил за рукав. От неожиданности я остановился, а он, словно того и ожидая, не отпустил моей руки, повернулся и закричал:
— Дети! Дети! Смотрите, кого папа поймал! Идите сюда, сфотографируемся с Пьеро!
Он не доставал мне до плеча, и мне очень захотелось легонько стукнуть этого папашу по макушке и спросить, что, мол, за бесцеремонность, но я подумал, что на это скажут дети.
И они действительно прибежали, два веселых карапуза, мальчик и девочка, обступили меня, а коротышка сделал снимок. Вспышка больно резанула по глазам, еще не привыкшим окончательно к свету дня. Пока я осмысливал происходящее, семейство куда-то ушло.
Я огляделся. По дорожкам прогуливались нарядно одетые люди, вдалеке крутились аттракционы, а полноту пейзажа завершал огромный макет динозавра. Музыка теперь звучала громко, и было ясно, что конца ей не будет, потому что вокруг раскинулся какой-то развлекательный парк в действии. На ад не похоже, но и раем не назовешь. Так у меня остались две версии.
Первая, тривиальная — я сошел с ума. Ее тоже пришлось отбросить как слишком противоречивую: если я сошел с ума, то чем сейчас думаю? Родилась еще одна версия: это ад, но в нем живут куклы. А люди их мучают, заставляя фотографироваться рядом с собой. И правда, неподалеку виднелись куклы — ростом больше человека и маленькие, высотой полметра, ярко раскрашенные и облезлые, словно после побоища.
Чтобы выяснить подробности, был только один путь — мощеная яркими плитками дорожка вглубь парка. Я и пошел по ней. Не потребовалось много времени, чтобы понять, как посетители парка относятся к деревянному Пьеро. Никак. В основном, люди отдыхали здесь семьями. Большинство не обращали на меня внимания и занимались своими делами — активно развлекались или делали вид, что развлекаются. В крайнем случае, прогуливались по тропинкам с независимым видом. Когда встречались со мной, просто делали шаг в сторону и обходили.
Мне ничего не оставалось, как последовать их примеру и начать прогуливаться по дорожкам. Выяснение актуальных для меня вопросов пришлось отложить на неопределенный срок.
Очень скоро я выяснил, что роботы не умеют говорить, точнее, не должны. Я всего-то спросил у проходившей мимо женщины, который час, а она ойкнула и резво помчалась поперек газонов, скрывшись через пару секунд из виду. Больше я таких опытов не повторял. Я, конечно, слышал, читал про все эти парки развлечений, про роботизированных персонажей, но было как-то лень сходить и посмотреть. Да и развлечения эти придуманы для детей, а не для взрослых. И потом, я пока еще не был до конца уверен, что это реальность. Ад — сошел с ума — белая горячка.
Весь день я привыкал к своему новому положению. Вопрос «как такое могло случиться?» снялся сам собой, уступив место вопросу «что же, собственно произошло?» Варианты придумывались самые разные: специально созданная галлюцинация (возможно, я лежу сейчас в какой-нибудь лаборатории, подключенный к хитроумному аппарату для создания виртуальных миров), мы на Марсе, матрицу все-таки построили, но все ответы разбивались о деревянную сущность бытия. Временами сознание зашкаливало: от ощущения нереальности меня как бы приподнимало над землей, а уши закладывало, как на высоте, и даже адская музыка начинала звучать тише. Короткие приступы ярости сменялись периодами апатии, острая жалость к себе вытеснялась мрачным философским цинизмом. Не менялось только одно — ситуация, в которую я попал.
Но правила игры оказались до предела просты. Делай что хочешь, только никому не мешай. И главное — веди себя как робот.
Несколько раз меня останавливали — вставали на пути, смешно растопырив руки. Как и положено роботизированному манекену, я останавливался. Тогда семейство окружало меня, дети стремились притиснуться поближе, а кто-то фотографировал. Затем компания уходила, а я, постояв для порядка несколько секунд, начинал медленно шагать дальше. Ходили все роботы очень медленно, прямо-таки черепашьим шагом, и мне, чтобы не отличаться от них, требовалось поступать так же.
Весь день я пытался убедить себя в том, что и так видел вокруг. Это было немыслимо, невозможно, невероятно, но это было. Время от времени я подносил руки к глазам и внимательно рассматривал. Со стороны это выглядело, должно быть, очень забавно — играющий свою роль грустный Пьеро. Но меня волновало другое: сон все не кончался. Я деревянная роботизированная кукла. Андроид. В душе кипела странная смесь из отвращения, страха и обиды, но она странно возбуждала мысли и добавляла адреналин. Наверное, так должны себя чувствовать назначенные в первый раз министры, космонавты и лауреаты Нобелевской премии. Но разве бывает адреналин у роботов?!
И еще был один вопрос, который волновал меня не менее сильно. Я забрался в заросли и тщательно исследовал себя на предмет наличия аккумуляторов. Разъем на руке, к которому меня подключали для зарядки, я нашел. Обычный стандартный разъем, я в таких делах разбирался. Но мое тело (гм, корпус?) не имело и намека на всякие там лючки, заслонки, крышки или что там бывает у роботов еще. Не было и индикатора разряда батарей. Впрочем, осмотреть себя целиком я не мог — даже у роботов глаз на затылке не бывает. А если аккумуляторы разрядятся, я умру? Я мысленно послал проклятие «сантехникам». Жаль, что я не работаю на атомной энергии, тогда хотя бы пальцы в розетку совать не пришлось. Ад — сошел с ума — белая горячка.
Впрочем, белая горячка не помешала отыскать административное здание. Как я и ожидал, в нем располагались мастерские, где я удачно нашел и приватизировал увесистый том «Каталог андроидов для развлекательных парков». На меня не обращали внимания, только на лестнице кто-то торопящийся пихнул меня в бок и бросил скороговоркой: «Пшел вон, Буратина».
Рядом со зданием росли лохматистые кусты, я отыскал небольшую полянку, где можно было посидеть на траве, не боясь, что на тебя наступят отдыхающие. Фолиант открыл мне свои тайны. Я выяснил, что андроиды для развлекательных центров делятся на две категории: те, которые понимают человеческую речь и те, которые не понимают, с которыми надо объясняться жестами. Я, стало быть, принадлежал к первой, элитной категории.
А вот устройство синтеза речи им не полагалось, потому что говорящий андроид способен вселить ужас (так и было написано) в мирных посетителей парков.
— Ну, что, изучаешь себя? — прозвучал рядом голос.
Кто-то легонько хлопнул меня по плечу.
Я развернулся так быстро, что несмазанные суставы взвизгнули. Передо мной стоял невысокий паренек. Растрепанные волосы, кофта явно с чужого плеча, грязные стоптанные кроссовки яснее ясного показывали, что этот мальчишка проводил на улице гораздо больше времени, нежели дома. Он изучающе глядел на меня. Я уставился в ответ, не зная, что делать.
— Я спрашиваю, хочешь выяснить, как устроен? Или говорить разучился?
— Что? — только и смог я выдавить.
Он сел рядом, протянул руку к книге, пролистал несколько страниц. На них мелькнули чертежи андроида.
— Устаревшая модель, — сказал паренек. — Снята с производства. С чего ты взял, что устроен так же?
Я покрутил головой по сторонам. Мы были одни.
— Как ты понял, что я умею говорить? — спросил я.
— Почувствовал, — ответил паренек. — Это можно почувствовать. Был тут уже один такой…
— И что с ним стало?
— Куда-то исчез. Ты даже руками плавно двигаешь, не как те, — он кивнул в сторону парка. — Тебя нетрудно вычислить.
— А как же эти? — я раскрыл каталог на разделе «Роботы-танцовщицы». На красочных фотографиях девушки-андроиды водили хоровод.
— Ну, так они и стоят сколько, — протянул мой собеседник. — Сравнил!
Возражать было нечего.
— Кстати, Сашка. — Он протянул руку.
Я осторожно пожал грязную ладошку. Интуиция подсказывала, что он хочет, чтобы я называл его именно так, а не Шура или Александр.
— Кирилл, — в свою очередь представился я. И честно добавил: — Когда-то был человеком.
— Ты знаешь, как попал в этот корпус? — поинтересовался он. Его глаза блеснули.
— Нет.
— Жаль. Я тоже не знаю, как это происходит…
— А ты часто сюда приходишь? — я решил поддержать разговор.
— Сюда? — он хмыкнул. — Я вообще здесь живу.
— Здесь?
— Ну, рядом, тут у меня нора. Пойдем, покажу. — Он поднялся на ноги и двинулся в заросли.
— Эй, погоди, я так быстро не могу, — крикнул я вслед.
— Аккумуляторы подзаряжать надо, — бросил он, не оборачиваясь, но скорость, все-таки, сбавил.
Сашкина нора представляла собой бетонный куб со встроенным сбоку люком-решеткой. То ли запасной выход бомбоубежища, то ли отвод вентиляции метро. Сашка открыл решетку, исчез за ней, а через минуту вернулся, держа в руке старый планшетный компьютер.
— Вот, гляди.
На экране компьютера виднелась карта города, на которой зеленел прямоугольник с надписью «Диснейленд».
— Мы здесь, — Сашка ткнул пальцем.
— Как же ты здесь?.. — я тщетно искал нужное слово.
— Как живу? — понял Сашка. — Да очень просто. Вайфай здесь бесплатный, да и хакнуть его не проблема. Душ в административном корпусе, ты там был. Поесть можно в кафе, что, меня там не покормят? Я всех тут знаю. А здесь, — он потряс планшетом, — весь мир. Что же еще надо?
— А родители у тебя есть? — осторожно поинтересовался я.
— Нет, конечно... — Он опустил голову. — С чего бы я тогда тут сидел?
— И что другие, — я протянул руку в сторону, откуда раздавалась музыка, — тебе разрешают здесь жить?
— А им все равно, — Сашка хмыкнул и пожал плечами. — У них своих проблем хватает.
— К примеру, каких?
— А, неважно, узнаешь. — Он внезапно потерял интерес к разговору и уставился в планшет. — Потом поговорим. У меня там игра, персонаж давно один, надо посмотреть.
И он исчез в недрах бетонного куба.
Я постоял немного и вернулся на свою полянку. Книга так и лежала на траве.
Первый вопрос, который меня все еще интересовал, это аккумуляторы. Я и без Сашкиных подсказок понимал, что от них зависит моя жизнь. Но где они у меня, как до них добраться? Теоретически, должны быть какие-то лючки, крышки, но я на своем теле ничего такого не обнаружил. Правда, я не мог осмотреть себя целиком, да и ощупывать себя не имело смысла, поскольку руки уже не имели прежней чувствительности. Можно было бы забрести в административный корпус и прикинуться неисправным, но я не хотел, чтобы меня кто-нибудь разбирал. Какие тут работают техники, я уже видел.
Я вспомнил, как один из руководителей крупной софтверной компании говорил в телевизионном выступлении, что хотел бы перенести свой разум в тело андроида. Не сейчас, конечно, говорил он, а потом, когда придет время уходить на пенсию. Отремонтировать человека будет намного легче, чем вылечить. С точки зрения физики никаких препятствий нет, а не позволяет только отсутствие нужной технологии. Но ведь технологии для того и существуют, чтобы их разрабатывать. И такая возможность не за горами.
Я хоть и не работал именно в этой области, но понимал, что до этого технология еще не дошла, и идти ей придется очень долго. А если дойдет, это будут многомиллионные, если не многомиллиардные затраты. Так что детективный вариант, что меня кто-то использует «в тестовом режиме», можно было даже не рассматривать.
С другой стороны, я ведь именно в теле робота, пусть даже годящегося лишь для того, чтобы развлекать детей. А веком раньше таких устройств не было, и вселяться пришлось бы в какой-нибудь манекен, а то и в огородное пугало. Значит, есть какая-то связь между современной жизнью и тем, что со мной произошло, только я эту связь уловить пока не в состоянии. Если бы я смог в этом разобраться, то, возможно, понял бы, как вернуться в прежний облик. Значит, мне надо собрать как можно больше информации. Где я, зачем я и почему именно я.
Я попробовал вспомнить что-нибудь о своей прошлой жизни (так, видимо, придется ее теперь называть), но отметил, что в памяти больше провалов, чем воспоминаний. Такое бывает после длительного стресса и тяжелой работы, когда забываешь даже самые элементарные вещи. Я не мог вспомнить ни одного номера телефона, я не знал своего адреса. Я ничего не знал о своей семье! Как будто кто-то поставил барьеры. После всего пережитого меня это, в общем-то, уже не очень удивило. Судя по всему, я начал привыкать.
Я улегся на траву и принялся разглядывать небо. Через некоторое время мысли пришли в относительный порядок. Мне даже начало казаться, что так было всегда, а то, что я когда-то был человеком — всего лишь сон. Смущало только то, что я ничего не знал о том, что у роботов есть разум. Как же это скрывали от нас, роботов?
Так в размышлениях о внезапно утраченной человечности закончится день. Стемнело. Все посетители, наверное, давно разошлись. Имело смысл вернуться в свой домик, но мне было лень. Холода я не чувствовал, а если стоило чего-либо опасаться, так только дождя. Но небо было чистое, звезды светили вовсю, и опасность заржаветь мне сегодня не грозила.
Ночной парк был наполнен звуками. Вот где-то в вышине, посвистывая перьями, пролетела птица. Вот порыв ветра заставил деревья разговаривать о чем-то долго и тревожно. Вот послышались ритмичные звуки, как будто по песчаной дорожке двигалась небольшая шеренга. Со временем эти звуки трансформировались во что-то вроде «Эы-ахх!», «Хых!», «О-у-ехх!». Что это такое, понять было невозможно, но кроме этих, неопознанных звуков, доносились и человеческие выкрики. Я решил посмотреть.
Когда я вышел в ту часть парка, где находились аттракционы, то сразу понял, откуда могут исходить странные звуки. Посреди всевозможных каруселей, качелей и русских горок оставалось свободное пространство, как бы маленькая площадь. Рядом возвышалась открытая эстрада. Днем массовики-затейники, развлекали скучающих посетителей и, в принципе, мог бы выступать музыкальный ансамбль. Именно здесь находились мощные динамики, отсюда весь день транслировали попсовые записи.
Сейчас пространство площади подсвечивалось не очень сильными цветными лампами, укрепленными на эстраде. Среди цветов преобладали красный, зеленый и сиреневый. Днем лампочки работали как праздничная иллюминация, ночью же их недоставало для полноценного освещения.
Но главное я увидел. На площади маршировали роботы. Создавалось впечатление, что кто-то проводил с ними занятия по начальной военной подготовке. Андроиды шагали, останавливались, поворачивались, перестраивались и снова принимались вышагивать. Тяжелые неуклюжие куклы, которые для устойчивости имели гротескно увеличенные ступни, конечно, не могли двигаться быстро, и часто шаркали ногами по грунту, поднимая облачка пыли. Когда андроиды все вместе выполняли повороты, и возникали звуки, которые привлекли меня сюда. Многие из кукол были мне знакомы. Я сразу узнал Микки Мауса, он находился во главе строя как самый высокий. Куклы поменьше скромно плелись в хвосте, а поскольку длина шага у всех была разная, то задние часто отставали, а потом догоняли ушедших вперед — не в такт и не вовремя.
На тестовые испытания это не было похоже, поэтому я решил рассмотреть все подробнее, а заодно поискать того, кто командовал парадом. Но что-то подсказывало мне, что пока лучше оставаться незамеченным. Я опасался, что белый костюм выдаст меня, поэтому держался поближе к зарослям. Скоро я увидел того, кто всем этим управлял. Человек стоял на краю открытого пространства и держал что-то в руке. Время от времени он взмахивал рукой, и роботы принимались выполнять новый экзерсис. Временами человек что-то выкрикивал, как будто роботы могли его понять, да еще и нуждались в дополнительных указаниях.
Меня переполнил жгучий стыд. Ведь и я мог оказаться там, в той шеренге. Роботом-то все равно, они ничего не чувствуют… И потом, я уже начал привыкать к этим смешным неповоротливым созданиям. В чем-то они стали для меня родными. Ведь я и сам наполовину такой же! А тут над моими собратьями откровенно издевались, а я ничего не мог сделать. Несмотря на то, что ими управляли процессоры, а ощущал себя разумным, я был таким же бессильным, как и они.
Внезапно все роботы, следуя какой-то команде, встали на одно колено, а незнакомец повернулся и направился к эстраде. Сбоку к ней была приделана крутая лесенка с металлическими перилами, вроде трапа на корабле. Человек положил на ступеньку предмет, который держал в руке, ухватился за перила и вскарабкался наверх.
И тут я понял, что это за предмет. Я видел его сегодня несколько раз в руках у обслуги парка. Это был пульт дистанционного управления андроидом. Куклами управляла какая-то замысловатая программа, но иногда робот забредал не туда, куда следовало — в тупик, из которого не мог выбраться, или начинал топтать клумбы. Тогда сотрудники парка вручную, с помощью такого пульта, выводили его обратно на дорожку. Вот это да! Выходит, пульт можно настроить так, чтобы управлять целой когортой роботов.
Я пробрался поближе. Теперь меня укрывала тень от высокого задника эстрады.
Человек на эстраде кашлянул, проверяя микрофон, и динамики отозвались громким хрипом.
— Сограждане! — начал оратор, — я собрал вас здесь, чтобы со всей ответственностью заявить, что у страны, которая не развивает высокие технологии, нет будущего…
Дальше я не слушал. Я понял, что надо делать. Я быстро, насколько мог, приблизился к лестнице, схватил пульт и заспешил к административному корпусу.
Рядом со зданием не было фонарей, но днем я видел достаточно. Сейчас все увлекаются системами безопасности, везде полно всевозможных датчиков, индикаторов и кнопок. Одна такая кнопка и была мне нужна. Я обогнул угол здания и увидел ее — спрятанную под герметичным металлическим корпусом и не дающим осколков стеклом. Я приблизился и в этот момент единственный раз обрадовался, что я сейчас такой, а не тот, который был раньше. Деревянный кулак сокрушил тонкое стекло и добрался до кнопки, которая послушно вдавилась внутрь. А секунду спустя над ночным парком повис густой рев пожарной сирены. Еще секунду спустя включилось аварийное освещение, и в окружающем пространстве стало заметно светлее.
Я представил, как на улицу ночного города выезжают пожарные машины, как звонит телефон в квартире директора этого парка, как приходят в движение десятки других нитей и механизмов. Я был уверен, что тот, кто стоит сейчас на сцене открытой эстрады, не сможет быстро найти второй пульт. А значит, роботы так и останутся в том положении, как он их поставил. А значит, незнакомцу, кто бы он ни был, и если он еще не сбежал, придется давать объяснения.
Я постоял еще немного, прислушиваясь к громким голосам за кустами, понял, что сделал все что мог, что вряд ли увижу в другую ночь подобное действо, и пошел в свой домик заряжаться.
На следующий день я попробовал выйти за пределы парка. Отыскать выход оказалось несложно, но у выхода сидел охранник. Завидев меня, он встал, громко закричал, и стал уже привычно размахивать руками. На языке роботов это означало «назад». Ничего не оставалось, как развернуться и уйти.
Впрочем, я не верил, что выход только один. И действительно, пройдя вдоль забора, нашел огромную дыру, ведущую прямо на людную улицу. Прутья ограды выломали так, что пролез бы и я. Но тут я подумал, что идти-то мне некуда. Здесь я хотя бы вписывался в интерьер и знал, где находится зарядное устройство. В городе я бы оказался беспомощным, так что побег пришлось отложить.
Так прошло дней пять. А может быть, и десять. Дни так походили друг на друга, что сливались воедино, а сделать себе календарь и начать отмечать даты, как обычно поступает в кино герой, попавший на необитаемый остров, я сразу не догадался.
Время от времени я подходил к ограде, туда, где находилась дыра (заделывать ее, похоже, никто не собирался) и смотрел на прохожих. Это давало хоть какое-то разнообразие в мыслях, а, кроме того, я надеялся, что какие-нибудь детали реальной жизни пробудят во мне воспоминания. Пока мне это не удавалось. Я стоял и размышлял, не стоит ли сходить пообедать очередной порцией электричества, когда увидел ее.
То есть сначала я увидел и осознал ее взгляд, потому что он был направлен точно на меня. Все люди задерживали на мне взгляд не дольше, чем на любой другой детали ландшафта. А она смотрела прямо: глаза в глаза, и я каким-то внутренним чутьем понял, что это не случайно. Это длилось лишь мгновение, в следующую секунду незнакомка повернула голову и продолжила двигаться в толпе.
Впрочем, утверждать, что она двигалась в толпе, было бы неправильно. Среди спешащих людей и на фоне грязных авто, мчавшихся по своим делам, женщина в свободной белой одежде выделялась как чайка в стае ворон. Она принадлежала к тому редкому типу женщин, при одном взгляде на которых хочется все бросить и кинуться следом, а догнав, сказать: «Я же вижу, что ты знаешь что-то, чего я не знаю. Так скажи мне! Поделись хотя бы напутствием!» Ее одежда странно светилась, как будто белое полотно содержало люминофор, и на него был направлен луч ультрафиолетового прожектора. Не из мира сего была эта женщина, что некоторым образом роднило ее со мной.
И, тем не менее, вряд ли я стал бы за ней гоняться, если бы не ощущение, засевшее гвоздем в деревянной башке: она меня знает.
Но между нами находилась металлическая ограда. Я как сумасшедший начал протискиваться в отверстие, которое на деле оказалось далеко не таким большим. Я не учел, что человек обладает большей подвижностью, он может изогнуться так, как я не смогу никогда. И все же я пролез через эту проклятую дыру, хотя одеяние Пьеро трещало по швам, а металлические прутья сбивали краску с лица.
Выбравшись наружу, я заспешил ей вслед, с трудом уворачиваясь от прохожих, которые гневно кричали мне что-то злое. Я понял, насколько привык к медленной жизни — люди ходили намного быстрее. И хотя я не помышлял сейчас о том, чтобы изображать размеренно шагающую куклу, скорости недоставало. Но я терпел, из всех сил стараясь идти быстрее.
Я бы, наверное, ее не догнал, но она сама пошла медленнее, и это решило исход погони.
Когда я поравнялся с ней, она слегка повернула ко мне лицо.
— Ну что? — в ее голосе сквозила усталость.
— Не… могу… так быстро… — прохрипел я.
Она огляделась. Метрах в пятидесяти стояла скамейка. Женщина махнула рукой:
— Сможешь доковылять?
— Уфф… Конечно. Спасибо.
Она медленно оглядела меня даже без тени улыбки, и, казалось, размышляла, что со мной делать. Потом повернулась и не торопясь пошла в спасительном для меня направлении.
Мы дошли до скамейки. Я лихорадочно размышлял, о чем буду говорить с ней. Пока я догонял ее, все было просто: «Я же вижу, что ты знаешь что-то, чего я не знаю…» Елки-палки, это в мечтах хорошо, а теперь-то что делать?
Но, когда мы сели на скамейку, разговор начала она. Причем так, как будто мы сравнительно недавно расстались. Вот только в голосе у нее оказалось многовато металла. Больше, наверное, чем в моих суставах.
— Ну, и что ты бегаешь за мной? Чего тебе не сидится в твоем прекрасном парке?
Она смотрела на меня как бы вскользь и терпеливо дожидалась ответа.
И вдруг мне стало легко. В голове прояснилось, и страхи куда-то ушли.
— Да потому, — сказал я спокойно, — что парк — это моя тюрьма. Я там уже достаточно насиделся. А когда увидел ваш взгляд, то подумал, что, возможно, вы сможете мне помочь. Ведь может же кто-нибудь мне помочь. Или я неправ?
— Ну почему, — она, казалось, с трудом подбирала слова. — В общем-то, прав. Только видишь ли, я тебе сейчас помочь не могу.
— Почему?
— Да уж так сложилось, дружок, не серчай.
— Но вы знаете кто я?
— Знаю.
— А почему я внутри этой куклы, тоже знаете?
— А потому что не надо через дорогу бегать! — внезапно взорвалась она.
Я от волнения начал заикаться.
— Я не бегал… Я за вами по т-тротуару шел…
— Это ты сейчас шел. — Она заговорила спокойнее. — А тогда не шел.
— Когда?
Она помолчала.
— Трудно жить в теле куклы? — неожиданно спросила она.
— Да уж… — я не знал, нужно ли вдаваться в подробности.
— У меня была в детстве такая, — задумчиво произнесла она и улыбнулась. — Ну, не совсем такая, побольше, чем ты… И повеселее…
Она опять замолчала и принялась расправлять платье на коленях.
Я ждал.
— Ну ладно, слушай. — Она вздохнула. — Жил да был некий инженеришка по имени Кирилл. Из всех талантов, подаренных ему Богом, больше всех он почитал один — способность быстро-быстро бегать. И использовал его достаточно своеобразно — сокращал путь, пересекая дорогу в неположенных местах. В одном таком месте его и сбила машина. Сбила не насмерть, потому что машиной управлял автопилот, но Кирилл впал в кому. Отвезли его в больницу, и по идее, должен он был там лежать без сознания и без движения. А сознание его в это время должно было корчиться от боли и от кошмаров, не в силах разорвать сон. И так бы и было, не вмешайся в дело мы, потому что…
— Кто это мы? — перебил я.
— Это неважно. Тебе это знать не обязательно. Так вот, потому что мы его пожалели, хотя более важных дел у нас хватало и так. Чтобы уменьшить страдания, душу на какое-то время надо было отселить от тела, но душа не может существовать без материальной оболочки, вот кукла Пьеро и пригодилась.
— И все-таки, кто вы? — с упрямством спросил я.
— Ну зачем тебе это, — сказала она с явной иронией. — Ты все равно ничего не поймешь, если еще не понял. Тебе что нужно, название или образ? Ни то, ни другое тебе ничего не объяснит.
Я мысленно согласился с ней. Действительно, образ я уловил, когда еще стоял там, за решеткой парка, а название и вправду ничего не изменит.
По логике, надо было бы произнести какие-то слова благодарности, но вместо этого я сказал:
— Я хочу его увидеть.
— Кого? — не поняла женщина.
— Себя.
— Зачем?
— Если человек попадает в больницу, то родственники приходят навестить, а тут…
— Ты даже не сможешь с ним, с собой, поговорить.
— Все равно, я должен увидеть. Знаю, что должен.
— Хорошо, — как-то отстраненно сказала женщина. — Пойдем, тут недалеко.
Создалось впечатление, что ей надоело со мной спорить. Или это последнее желание?
Тут я вспомнил, что, перед тем, как увидел ее, шел подзаряжаться. Да еще эта гонка по улице.
— Мне аккумуляторы надо подзарядить, — начал я.
— Не надо, — она взмахнула рукой.
И я почувствовал, что и вправду не надо.
— Непредставимо, до чего ты назойлив, — заметила она, когда мы двинулись вдоль улицы. — Но твой предшественник был еще хуже. Так психовал, что мы не знали, что и делать. А ты ничего, нормально держишься.
«Я не поверю, — мрачно подумал я, — что ты случайно прошла мимо парка и именно тогда, когда я стоял у ограды». Но говорить ничего не стал, нарываться сейчас не стоило, я и так узнал больше, чем ожидал. Да и проблема моя, хоть и медленно, но решалась.
Но, на всякий случай, вежливо спросил:
— Если вы так всем помогаете, то почему не поможете Сашке? Он ведь тоже, вроде бы, нуждается в помощи.
— Человеку нельзя помочь, если он сам того не хочет, — ответила она. — Если он, конечно, в сознании. Дойдет и до Сашки твоего очередь.
Весь дальнейший путь мы молчали. Я пытался вспомнить, где же это меня угораздило попасть под машину. Неужели я действительно такой легкомысленный? Но память ничего не выпускала наружу, как ком густой смолы, вобравший в себя мелкие предметы. Мне нестерпимо захотелось вернуть все как было — обрести потерянное тело и вспомнить, о чем я забыл. Я машинально прибавил шагу.
— Не торопись, — строго одернула меня спутница. — Когда торопишься, раскачиваешься, как ванька-встанька, и вообще получается ненормальный вид.
Когда мы прошли очередной квартал, открылся вид на светло-бежевые корпуса больницы, окруженные зеленью просторного сквера. Понять, что это больница, было нетрудно, хотя бы по череде белых машин с красными крестами, заезжавших на территорию. Да и вообще, больничное здание всегда как-то узнается, для этого не нужно обладать сверхнаблюдательностью.
— На территории молчи, иди за мной, — предупредила женщина, — ни во что не ввязывайся.
Уж это я понимал. Конспирация превыше всего. Мы поднялись по наклонному пандусу для въезда машин и зашли через широкие ворота. В дверь мне пришлось бы протискиваться. Как и следовало ожидать, на нас никто не обратил внимания. Конечно, я знал, что в больницах вовсю использовали андроидов, в первую очередь, для грязной и тяжелой работы. Но появление размалеванного Пьеро в строгих медицинских интерьерах было более чем странным. Приди я сюда один, какой бы начался переполох! А уж если бы я сказал, что только хочу взглянуть на собственное тело… «Не обошлось без магии», — подумал я одновременно удивляясь тупости пришедшей на ум формулировки. Ну какая тут магия? Тут то, чему и слов-то в языке не подберешь. Мы даже назвать ЭТО никак не можем.
Белое платье той, что привела меня сюда, удивительно хорошо гармонировало с белыми халатами врачей и медсестер, появляющихся в коридорах. Хотя даже отутюженные и накрахмаленные халаты не шли ни в какое сравнение со звездно-жемчужным блеском ее наряда. Мой же костюм, бывший в незапамятные времена белым, а теперь перемазанный пылью и зеленью листвы, выглядел как глупая и циничная пародия.
— Я тебя предупреждала, ты здесь лишний, — сказала женщина, точно угадав мои мысли. А может, она их читала?
Я только вздохнул. Мысленно конечно, потому что выдыхать было нечего.
Мы зашли в грузовой лифт (мне пришлось согнуться), поднялись на нужный этаж, миновали большие двери матового стекла, над которыми красовалась надпись «Отделение реанимации и интенсивной терапии». Прошли по коридору — тихому и неуютному.
— Здесь. Я подожду снаружи, не вздумай к себе прикасаться, — сказала моя спутница и показала на дверь.
— А что, будет короткое замыкание? — попытался пошутить я.
— Иди.
Я вошел. В палате царил полумрак. Мне было трудно разобраться в хаосе расставленной вокруг аппаратуры. Но главное я увидел. На широкой кровати, укрытое оливково-зеленым одеялом, лежало тело. Мое тело, таким я его и представлял. Закрытые глаза и какая-то ядовитая бледность кожи свидетельствовали: да, поговорить не удастся. Трубочки, проводки присоединялись ко мне и к странным аппаратам, окружавшем ложе. Человек в коме.
«Ну вот, ты и получил, что хотел», — пробормотал кто-то внутри меня.
Я протянул руку к распростертому на кровати телу. Мне стало так жаль себя, что я заплакал бы, если смог. «Держись, брат, — подумал я. — Рад бы тебе помочь, да не могу. Держись». Все мое существо стремилось туда, обратно, в свою настоящую оболочку, но метр разделявшего нас пространства был непреодолим.
Внезапно я почувствовал, что теряю силы. То ли разрядившиеся аккумуляторы, то ли еще какая-то причина привела к тому, что я осел на пол. Мне стало невыразимо худо, и я закрыл глаза. Возникло ощущение, что пол начал медленно вращаться. «Конец, что ли? — вяло подумал я». На большее меня уже не хватало.
Сзади раздался шум. Кто-то вошел. Я попытался приподнять голову.
— Что это за бардак! — раздался надо мной властный тенор, в котором, легко узнавался голос профессионального врача, голос, которым обычно отдают команды «скальпель!», «зажим!». — Почему этот андроид здесь, а не в детской комнате? Уберите его немедленно, мы сейчас будем работать с пациентом. Пора ему, наконец, открыть глаза.
«Не успеют, — подумал я». Сознание плыло как кусок канифоли под жалом горячего паяльника. Но среди вихря оборванных мыслей, в воронке ускользающего разума, появился голос. Он шел откуда-то из-за двери, которая была сейчас бесконечно далеко, но оказался именно тем, что я подсознательно ждал, и чего мне так не хватало. Ее голос. «Держись, Пьеро, я в тебя верю…»
|